[Die-Bibliothek]

Классические фандомы. История. "Евгений Онегин".
Полный текст произведения Д.Д. Минаева "Евгений Онегин наших дней".

Здесь: www.diary.ru/~azaroton-oikon/p38869423.htm сэй FleetinG_ представил отличную статью на тему фанфиков на Пушкина, Гоголя и Грибоедова.
Попытаюсь упорядочить и дополнить.

Итак, относительная хронология фанфиков на "Евгения Онегина":

1825 г. - А. И. Полежаев, "Сашка";
1828 г. - издано анонимно; позже выясняется, что автор - М. Воскресенский. "Евгений Вельской".
1828 г. - Платон Волков, "Признание на тридцатом году жизни";
1829 г. - Н.Н. Муравьёв, "Котильон. Глава первая из стихотворного романа "Ленин, или жизнь поэта";
1830 г. - автор неизвестен; "Иван Алексеевич, или Новый Евгений Онегин" (издан в журнале "Галатея");
Затем, в те же годы, ряд более мелких вариантов (без окончаний) в журналах "Невский альманах", "Календарь муз", "Северный Меркурий";
1865 г. - Д.Д. Минаев, "Евгений Онегин нашего времени";
1890 г. - А. Разоренов, "Продолжение и окончание романа А. Пушкина "Евгений Онегин";
1896 г. - Л.Г. Мунштейн (под псевдонимом Lolo), "Онегин наших дней";
1899 г. - вероятно, А. Лякидэ (по крайней мере, подписал предисловие) "Судьба лучшего человека. рассказ в стихах, приписываемый А.С.Пушкину".
1911 г. - В. Руадзе, "Внук Онегина" сильно сиквелистый сиквел, очень много новых персонажей
Дальше - меньше Онегина, больше высмеиваний бытовых недостатков времени.
1927 г. - "Товарищ Евгений Онегин". Отрывки в журнале "Бегемот" - пять строф, пять авторов: Л. Волженин, Д. Цензор, В. Князев, В. Воинов и А. д'Актиль;
1932 г. - А. Архангельский, М. Пустынин "Евгений Онегин в Москве";
1934 г. - Верховский, "Евгений Онегин в Ленинграде";
1946 г. - А. Хазин, "Возвращение Онегина".
(список приведен по книге В.Г. Дмитриева "По стране Литературии").

На данные момент также существует множество интернет-произведений, посвященных ЕО, где действие, в основном, происходит в современном мире, ну и, разумеется, замечательные фанфики, в основном хотя нет, по-моему, все слэшные.

Текст Минаева, "Евгений Онегин наших дней". Вот что конкретно об этом тексте пишет в своей статье сэй FleetinG_:
"...Зато буйно расцветали всяческие AU по мотивам романа. Так, в 1865 году появилась поэма Д.Д.Минаева «Евгений Онегин нашего времени», причем автор размахнулся аж на кроссовер, и ни много ни мало как с «Отцами и детьми» Тургенева. Получилось вот так:

Мой дядя, как Кирсанов Павел,
Когда не в шутку занемог,
Он натирать себя заставил
Духами с головы до ног.

Или, например, вот как:

Онегин, добрый мой приятель,
Был по Базарову скроен.
Как тот, лягушек резал он,
Как тот, искусства порицатель,
Как тот, поэтов не ценил
И с аппетитом ел и пил. (...)
Не воспевал он дамских ножек,
Для женщин жизни не терял,
Аналитический свой ножик
Он в чувство каждого вонзал.

Ясно, что столь «прогрессивный» герой ни на какой дуэли с Ленским не стрелялся, а, побывав шафером на его свадьбе с Ольгой, взял у него «четыре красненьких взаймы» и отправился путешествовать. Татьяна же вышла за подагрического старичка, потом ее судили за отравление мужа, но, так как прокурором был Онегин, а защитником — Ленский, присяжным ничего не оставалось, как оправдать несчастную..."

Но, на мой взгляд, "ЕО наших дней" все-таки нельзя назвать кроссовером. Да, автор делает Онегина нигилистом-медиком и постоянно сравнивает с Базаровым, упоминает "Отцов и детей"; но не вводит ни одного прямого персонажа или события из романа Тургенева. Упоминания "Отцов и детей", скорее, просто отсылки. Онегин Минаева похож на Базарова и словами, и, в чем-то, поступками, но это все же не Базаров.
Здесь, скорее, просто AU и ООС; жанр, разумеется, юмор (ну, некоторая грусть ближе к концу есть).
И, хотя над текстом канона очень много издевок, окончание поэмы представляет собой некий уважительный дисклеймер.


Немного о творчестве Дмитрия Дмитриевич Минаева.
Сам о себе господин Минаев писал:
"..и даже к финским скалам бурым
Он обращался с каламбуром".

Кроме "ЕО наших дней" он является автором фанфиков на:
- "Войну и мир" Льва Толстого (+ частичный кроссовер, в основном, в стиле, с "Бородино" Лермонтова). Название: "Война и мир. Подражание Лермонтову и графу Льву Толстому";
- Некрасова и его поэму "Кому на Руси жить хорошо". Название: "Кому на свете жить плохо";
- Грибоедова, "Горе от ума". Название: "Москвичи на лекции по философии" (об этом произведении сэй FleetinG_ также упоминает в своей статье);
- Данте, "Божественная комедия". Название: "Ад. Поэма в трех песнях"
а также некоторых других.

Мой вариант текста "Евгения Онегина наших дней" - из издания "Художественной литературы" 1986 года; главы об убийстве и суде в нем нет.
Публикую то, что есть; т.е. вариант из четырех законченных глав.

Евгений Онегин нашего времени.
Роман в стихах.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I
«Мой дядя, как Кирсанов Павел
Когда не в шутку занемог,
То натирать себя заставил
Духами с головы до ног.
В последний раз, на смертном ложе,
Хотел придать он нежность коже
И — приказал нам долго жить...
Я мог наследство получить:
Оставил дом он в три этажа;
Но у него нашлись враги,
И дом был продан за долги,
А так как «собственность есть кража»
(Как где-то высказал Прудон),
Я рад, что дома был лишен».
II
Так думал в Северной Пальмире
Магистр естественных наук,
Пришлец из Западной Сибири,
Семинариста старший внук.
Друзья мои! без проволочки
Хочу сейчас же, с первой строчки,
С героем повести моей
Вас познакомить поскорей.
Онегин, добрый мой приятель,
Был по Базарову скроен:
Как тот, лягушек резал он,
Как тот, искусства порицатель,
Как тот, поэтов не ценил
И с аппетитом ел и пил.

III
Он не толкался в модном свете
Прочел заглавья многих книг,
Не размышлял о туалете
И никогда волос не стриг.
Умел он в споре ядовито
Воскликнуть вслух: «Вот дураки-то!»
Умел врага отделать в пух:
«Шекспир ваш — то же, что лопух!»
Готовый с яростью ужасной
Свалить любой авторитет,
Хотя б его ценил весь свет,
И скоро критик первоклассный
С большою смелостью решил,
Что он умен и очень мил.

IV
Он отрицал искусство яро,
Пугал угрюмым взглядом дам;
Ему гаванская сигара
Дороже всех высоких драм.
Все отвергая на свободе,
Читал он Фогта в переводе,
Ореста Миллера труды;
Он к Миллю скрыть не мог вражды,
И с современным публицистом
Согласен был приятель наш,
Что Милль — невежда и торгаш,
И вслед за мрачным нигилистом
Произносил, что негр есть скот,
Едва ли стоящий забот.

V
Бывало, он еще в постеле.
Чтоб дать себя кухарке знать,
Начнет пред нею не без цели
Авторитеты разрушать,
Бранить Вольтера и Бэкона,
Корнеля, Гете и Мильтона
И, булкой набивая рот,
Цикорный кофе жадно пьет.
Как враг прогулок и шатанья,
Он сил напрасно не терял,
И лишь статьи порой писал
В одно реальное изданье,
И часто пасмурен и хмур
Был от помарок корректур.

VI
Но за обед пора садиться.
Куда же мчится он, куда?
Морозной пылью серебрится
Его густая борода.
Бежит к кухмистеру Евгений
И там, без дальних объяснений,
Велит к столу себе подать
Обед копеек в тридцать пять;
Свершает трапезу он живо,
Пересмотревши пук газет,
И заливает жир котлет
Бутылкой кроновского пива,
Ворча, что хуже прежних лет
Стал Крон, и Фриц, и Казалет.

VII
Кулис почетным гражданином
Онегин не был; издавна
Браня театр по всем гостиным,
Мешал он с Нильским Бурдина.
Трактуя часто как медведей
Творцов классических комедий,
Он мог кричать в театре: «bis!»
Лишь для хорошеньких актрис.
Он заходил минуты на три,
Билет имея даровой,
Взглянуть, с поникшей головой,
Как драму новую в театре
Давал знакомый драматург
(А ими полон Петербург).

VIII
Театр уж полон. Газ блистает,
Стучат в партере каблуки,
Раек неистово зевает,
Бьют у подъезда рысаки.
Вот потянулось представленье,
И началась с того мгновенья
С дремотой в публике борьба.
Давалась драма «Не судьба».
Хлопочут бедные актеры,
Стараясь автору помочь,
И, сон желая превозмочь,
Ведут по ложам разговоры
Купцы с Апраксина двора
И шепчут женам: «Спать пора!..»

IX
Театр весь спит. Онегин входит,
Идет меж ног в девятый ряд,
Глазами публику обводит,
Откинув волосы назад.
Насилу выслушав пол-акта,
На ложу авторскую как-то
Он покосился, молвив: «Вздор!»
И чрез пустынный коридор
Шаги направил он к буфету,
Где съел с икрою бутерброд,
Потом зевнул во весь свой рот,
Махнул рукой на драму эту,
И, пледом закрывая грудь,
Онегин вновь пустился в путь.

X
Изображу ль в картине яркой
Уединенный кабинет
С огромной печью, очень жаркой,
Где жил Онегин пять-шесть лет
В соседстве с шведкою-старушкой?
Окно без стор, часы с кукушкой,
Диван клеенчатый в углу
Да стул, приставленный к столу,
Где на листе от старых лекций
Лежал креоновский табак...
На ширмы брошен старый фрак.
Скелетов несколько коллекций
И пара голых черепов
Глядят в тени меж двух шкапов.

XI
Ряд книг на полках небеленых,
Клочки бумаги, стертый грош...
Чуть видны в рамках запыленных
Жан Жак Руссо и Ригольбош.
Бутыль чернил, бутылка рома,
Портфель и Шлоссера два тома,
Сигары в пачке, микроскоп
И без стекла стереоскоп;
Два неразрезанных журнала
И неоконченный рассказ,
Где несколько начальных фраз
Перо героя замарало,
Но женских ножек и голов
Там не чертил он вместо слов.

XII
О муза! ты была бы рада
Начать иначе свой обзор:
«Янтарь на трубках Цареграда,
Хрусталь, и бронза, и фарфор»,
И все, что любят в модном свете.
Наставить в этом кабинете;
Но мой герой, увы, не фат,
И будуарный аромат
Из кабинета гнал он строго,
И высший свет он презирал,
Хоть в высшем свете не бывал,
Но так как фосфору в нем много,
То он, друзья, заочно мог
Быть к светским людям очень строг.


XIII
Не воспевал он дамских ножек,
Для женщин жизни не терял,
Анатомический свой ножик
Он в чувство каждое вонзал,
Бесил артистов до азарта,
Браня Россини и Моцарта,
И поражать любил народ,
Сказав, что Пушкин — идиот.
С любой красавицей при встрече
Вопрос о браках поднимал
Иль, как Базаров, восклицал:
«У вас отличнейшие плечи!»
И речь сводил на геморрой...
Он в новом роде был герой.

XIV
Среди бесцельных похождений
Уже томился скукой он,
Но вдруг, в одно из воскресений,
С письмом явился почтальон.
К нему писал приятель Ленский:
Затишье жизни деревенской
Ему описывал тепло
И звал его в свое село.
Онегин думает: «Поеду!
Пусть Ленский глуп, пусть он поэт,-
Но до того мне дела нет,
Зато он к каждому обеду
Подаст отличное вино!
Итак, поеду! Решено...»

XV
О ты, прелестная Татьяна!
Ужель тебя несчастье ждет?
Но забегать еще мне рано
С моим Онегиным вперед.
Пока он в шумном Петрограде
Сбирает платье и тетради
И наполняет кошелек —
Мы отдохнем на краткий срок;
Потом ряд новых приключений
Включит дальнейший мой рассказ.
Я опишу в стихах для вас
«Деревню, где скучал Евгений»,
Как жил, что делал он в степи...
О мой читатель, потерпи!..

ГЛАВА ВТОРАЯ

I
«Деревня, где скучал Евгений»,
Хотел я было описать,
Но скука — праздных фатов гений -
Его не смела посещать.
Став поселенцем деревенским,
Он целый день возился с Ленским,
Стыдил ленивого певца
За жажду брачного венца,
Читал отрывки из Дарвина,
Сводил открытьям алфавит
И елисеевский лафит
Лил из хрустального графина,
А Ленский слушал и слагал
Для милой Ольги мадригал.


II
Про органическую клетку
Онегин другу говорил,
А Ленский Ларину-соседку
Ему в ответ превозносил.
Один — хвалил умно и жарко
Труды Лапласа и Ламарка,
Труды Мюссе, Жоли, Пуше,
А друг его — поэт в душе,
Поднявшись рано до рассвета,
Головки, ножки рисовал
И, вместо дела, отвечал
Стихами Майкова и Фета.
Онегин прикусил язык
И сбросил в печку полку книг,

III
Творенья Байрона, Шекспира
И много доблестных славян,
Которых северная лира
Вводила юношей в обман.
Поступком нового Омара
(Я уж сказал: ему сигара
Была дороже, чем Мильтон)
Был Ленский очень возмущен.
Не поскупясь на монологи,
С ним говорил он битый час,
Потом свой сельский тарантас
Велел готовить для дороги
И, сбросив пестрый свой халат,
Облекся в праздничный наряд,

IV
«Куда ты?» — «К Лариным».— «Так скоро!
С тобой мы были там вчера...»
«Мой друг, теперь мне не до спора:
Я Ольгой зван еще с утра.
А что ты скажешь о Татьяне?
Предупредить спешу заране:
В тебя, мне кажется, она,
К несчастью, очень влюблена.
Я наблюдал за ней немножко:
Вчера чертила на стекле
Она твой вензель: 0 и Е,
Склонясь головкой у окошка.
О ней какого мненья ты?»
«Я враг унылой красоты

V
И этих барышень слезливых,
Влюбленных в звезды и луну,
Всегда пугливых, молчаливых...
Я их увижу — и зевну.
Они живут весь век без цели
И под подушкою постели__
Романы пошлые хранят,
А в нашем обществе молчат,
Да угощают сладким чаем,
Да упражняются в любви,
Танцуя с нами vis-à-vis,
Хоть мы любви от них не чаем...
Все ж поклонись им, не забудь».
«Пока прощай!» — «Счастливый путь!»

VI
Меж тем, действительно, в Татьяне
Проснулась страсть. Теперь она
Лепечет ночью старой няне:
«Я... знаешь, няня... влюблена...»
«Усни, родная, бога ради!»
Но при мерцающей лампаде,
Ночной луной озарена,
Она твердит: «Я влюблена!»
Сорочка с плеч ее спадает,
Она не спит в слезах всю ночь.
Чем услужить ей, чем помочь,
Старушка сонная не знает
И лоб Татьяны молодой
Кропит крещенскою водой.

VII
Вот Ленский к Лариным явился,
Сестра к Владимиру бежит.
«Один!» — взор Тани помутился...
«Один!» — чуть слышно говорит.
«А друг ваш?» — молвила старушка.
«Он занят. Новая лягушка
Ему попалась, и мой друг
Ей посвящает свой досуг...
Вот вам мое стихотворенье!»
Тут Ленский Ольге подает
Влюбленной музы новый плод,
А в зале подано варенье
И — чем богаты их сады —
С зеленой яблони плоды.

VIII
Проходят дни. Нейдет Евгений.
Однажды, званный на пирог,
Приехал он, но трех мгновений
В гостиной высидеть не мог.
Он похвалил пирог отличный
И отдал дань воде брусничной,
Хозяйке бросил пару слов,
Фуражку взял — и был таков.
Служанку, шедшую с посудой
И с свежим веником в руках,
Случайно встретивши в сенях,
Назвал Лурлеей полногрудой,
Взглянул на тучи и шажком
Домой отправился пешком.

IX
Прошло три дня. Проснувшись рано,
Когда еще Владимир спал,
Когда вдали, в волнах тумана,
Денницы луч едва блистал,
Онегин вышел в сад пустынный,
Побрел вперед аллеей длинной,
Но вдруг, как лист перед травой,
Мальчишка с рыжей головой
Перед Онегиным явился.
«Письмо к вам, сударь, из села»,—
Проговорил и как стрела
Он в боковой тропинке скрылся.
Онегин стал читать тогда
Письмо Татьяны, господа!

X
Читалось с трепетом, бывало,
Письмо Татьяны дорогой,
Но поколенье то увяло
Иль уж вступило в гроб ногой.
Онегин — верьте иль не верьте —
Сорвал облатку на конверте
И, сев спокойно на пенек,
Сказал сквозь зубы: «Ну, денек!»
И стал читать не без улыбки,
Царапал ногтем на листе
При каждой новой темноте
Иль грамматической ошибке,
В письмо вставляя целый ряд
Непозволительных цитат:

П и с ь м о
Татьяны к Евгению Онегину

Я к вам пишу — чего же боле?
(В любви признанье! вот те на!)
Теперь, я знаю, в вашей воле
Подумать, как смешна она.
(Еще бы! как еще смешна!)
Сначала я молчать хотела
(Недурно б было помолчать!),
Когда б надежду я имела
Хоть раз в неделю вас встречать,
Чтоб только слушать ваши речи...
(Вот любопытная черта:
Не раскрывал пред ней я рта
От первой до последней встречи.)
Зачем вы посетили нас?
(0 мой создатель! вот беда-то?)
Я никогда б не знала вас
И, новым чувством не объята,
Была б со временем — как знать
(Так чем же я-то мог мешать?
Иль понимать я стал все туго!..) —
И превосходная супруга
И добродетельная мать.
(Живи как знаешь в этом свете!
С кем хочешь шествуй к алтарю!..)
Но в высшем суждено совете:
Ты — мой теперь!.. (Благодарю!)
Я знаю, ты мне послан богом
(Ведь это, наконец, разбой!),
Вся жизнь моя была залогом
Свиданья верного с тобой.
Ты в снах ко мне являлся часто
(Да чем же я тут виноват?
Приснился вам я, ну и баста! —
Про всякий вздор не говорят),
В душе твой голос раздавался
Давно... Нет, это был не сон!..
(Вот неожиданно попался!
Вот вам Вольмар и Ричардсон!)
Не правда ль? Я тебя слыхала,
Ты в тишине меня встречал,
Когда я бедным помогала?
(Татьяна Дмитревна! Скандала
Такого я не ожидал!
Вы помогали бедным. Верю,
И это делает вам честь:
Имейте жалость даже к зверю,
Но для чего ж неправду плесть?
Прогулок тайных ожидая,
Не шел за вами никогда я
И не следил из-за куста:
Ведь это просто клевета.)
И в это самое мгновенье
Не ты ли, милое виденье,
В прозрачной темноте мелькнул,
Приникнул тихо к изголовью?
(Нет просто меры пустословью:
Ведь я еще не Вельзевул.
Я ночью сплю всегда, не тень я,
Я человек, а не виденье.)
Кто ты? скорее дай ответ.
Кто ты? мой ангел ли хранитель?
(Я ваш, сударыня, сосед.)
Или коварный искуситель?
(Вас искушать охоты нет.)
Никто меня не понимает
(Кому понятна ерунда?),
Вообрази, я здесь одна,
Рассудок мой изнемогает.
(Безделье — вот в чем вся вина.
Трудиться, барышня, вам ново;
Труд освежил бы разум ваш:
Статьи читайте Шелгунова
И позабудьте эту блажь.)
Кончаю. Страшно перечесть...
(Ну, перечесть бы не мешало:
В письме нелепостей немало
И разных глупостей — не счесть,
И я от вашего припадка
Не стану таять в уголке,
Хоть сохла, может быть, облатка
На воспаленном языке.)

XI
Конец. — «Задать ей нужно гонку
За болтовню и этот бред.
Все, что простительно ребенку,
То — безобразно в двадцать лет.
И вот плоды от неразвитья!..»
Но здесь прерву рассказа нить я
И умолчу, как мой герой
Ворчал и дулся той порой
На праздных дев, всех взятых вместе,
Как ноги грел у камелька,
Как Ленский, встав с пуховика,
Вновь разболтался о невесте,
Бульдога черного ласкал
И дождь осенний проклинал.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

I
«Сегодня Ольги день рожденья».
«Что ж из того?» — «Нам нужно быть:
Вчера мне дали порученье
Тебя хоть силой притащить».
«Помилуй, там с тоски умру я
И, у труда часы воруя,
Весь вечер потеряю, но...»
Онегин вспомнил, что давно
Татьяна ждет его ответа,
Что нужно ей прочесть урок...
Письма измятого листок
В карман широкого жилета
Он опустил и через час
Уселся с Ленским в тарантас.

II
Меж тем у Лариных толпились
Соседи,— подан самовар,
На блюдах сласти разносились,
И о рядах кадрильных пар
Шептались танцев коноводы;
Шумели сельские Немвроды,
Хваля псарей своих, собак,
И пили сладостный коньяк.
Девиц танцующая раса
Бродила в зале и ждала,
Когда в углу из-за стола
Раздастся рокот контрабаса
И закружится сонм девиц
Под скрип смычков и половиц.

III
Свежа, нарядна и румяна,
Ждет Ольга в гости жениха.
Одна унылая Татьяна
Сидит безмолвна и тиха,
Бледна, как снег под лунным светом,
Как небо ночи финским летом,
И молчалива и грустна,
В толпе гостей она одна;
Полна тревоги и сомнений,
Татьяна думает теперь:
Вот, вот сейчас отворят дверь,
Пред ней очутится Евгений...
Как ей взглянуть, что ей сказать,
Что будет ей он отвечать?..

IV
Но, чу! вот слышен конский топот
И колокольчик у крыльца.
«Онегин! Ленский!..» — в зале шепот
Летит... На Тане нет лица.
Полусознательно со стула
Приподнялась и соскользнула
Она с террасы в темный сад...
Идет, боясь взглянуть назад,
Рыданья просятся наружу,
В груди любовь, и страх, и стыд,
Татьяна робкая дрожит...
Так, изменив ревнивцу мужу,
Порой несчастная жена
Трепещет, ужаса полна.

V
Татьяна бедная страдала
И на скамье меж двух берез
Она в отчаяньи упала,
Скрывать не в силах больше слез,
И нет конца ее обетам...
«Что он подумает об этом
Письме? Какой мне даст ответ?
Ужель с ужасным словом «нет»
Придет ко мне мой добрый гений?..»
Но вдруг — шаги... песок хрустит...
Татьяна вздрогнула, глядит:
Пред ней в саду стоит Евгений
И, сняв фуражку с головы,
Ей говорит: «Здоровы ль вы?

VI
Ну, духота! Пот льется градом...»
Потом он вынул свой платок,
Стер пот с лица, сел с Таней рядом
И начал длинный монолог
О том, что физик Маттеучи
Был ярким солнцем в темной туче,
Что всем нам праотец — полип,
И что похож на мелкий гриб
Acetabulum известковый,
Что от несчастий всех народ
Ассоциация спасет,
Что реалист закалки новой —
Иль пьянства мрачного поэт,
Иль гениальный Архимед.

VII
Потолковав о меньшем брате,
Онегин начал речь опять:
«Татьяна Дмитревна! я кстати
Хотел совет вам добрый дать.
Ко мне письмо вы написали
И им отлично доказали,
Что вы — чувствительны, больны,
Но, но... простите... неумны.
Любовь не может вдруг явиться:
Вам чужд и я, и мой язык,
И я, ей-богу, стал в тупик —
Как вы изволили влюбиться
В два-три визита, с пары фраз?
Нет, не любовь смутила вас.

VIII
Когда б без дела, без занятья
Не убивали жизни вы
(Жизнь без труда — не мог понять я),
Когда б развитьем головы
Вы занялись, забыв романы,
И вечно бледный лик Дианы,
И неба звездного лазурь,
Тогда б, клянусь, такая дурь
К вам не являлась в наказанье,
И я, слуга покорный ваш,
Не знал, что вам приходит блажь
Писать любовные посланья
И в том другого уверять,
Чего самим вам не понять.

IX
Какой вы будете женою?
Что вы за мать, скажите мне,
Умея только пред луною
Мечтать в полночной тишине?
Что для жены быть может хуже —
Искать опоры только в муже,
Его трудиться заставлять,
Самой же плакать и вздыхать,
Краснеть пред дочерью и сыном,
Своим невежеством казнясь,
И постепенно падать в грязь!..
Муж будет честным гражданином,
Жена же — куклою немой!..
Вот идеал, но он не мой...

X
Я все сказал. Теперь довольно.
Наш разговор забыть я рад,
И вам отдам я добровольно
Письмо безумное назад.
Мы все от случая зависим,
И мой совет — подобных писем
Вам не писать... Но уж темно,
Нас, верно, дома ждут давно,
Притом же я проголодался,
Татьяна Дмитревна, пора...
Теперь свалилась с плеч гора,
И аппетит мой разыгрался.
Но я вперед пока пойду».
Без слез, без звука, как в чаду,

XI
Сидела бледная Татьяна...
Увы, Татьяне ль оценить,
Что он, герой ее романа,
Не мог иначе поступить?
Певцом Онегин оклеветан:
Мог только дать такой ответ он
Татьяне, барышне простой.
О мой читатель! Удостой
Вниманьем нового героя
И, размышляя, оцени,
Что так поступит в наши дни
Онегин лучшего покроя,
Онегин, сшитый напоказ
Одним из критиков для нас.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

I
Что за роман, где нет дуэли!
Я описать, конечно б, мог,
Как, прислонясь к высокой ели,
Онегин молча взвел курок,
Как пулю вбил он в ствол граненый,
Раздался выстрел и, сраженный
Своим приятелем, поэт
Упал, роняя пистолет.
Я мог с эффектом несомненным
Сложить про бой пять новых строф,
Но мой Онегин не таков:
Он с хладнокровьем неизменным,
Не посмотревши на запрет,
Вошел бы в чумный лазарет,

II
Где ряд больных почти уж вымер;
Но мог сказать: «Вы глупы, сэр»,
Когда б задумал вдруг Владимир
Его поставить на барьер.
На эпиграмму он нередко
Мог эпиграммы сыпать метко,
Но на барьер — таков принцип —
Его поставить не могли б,
И в крайнем случае скандала,
В толпе обиженных глупцов,
Онегин мой в конце концов
Прибегнет к помощи шандала,
К обломку стула, кочерги
И — горе вам тогда, враги!..

III
Герой мой смел был, как Якушкин,
Но все дуэли отвергал...
Да, Александр Сергеич Пушкин
Его совсем оклеветал.
Забывши Лариной истому,
Не ссорясь с Ленским по-пустому
И у него взяв до зимы
Четыре красненьких взаймы,
Онегин снова в путь пустился...
Теперь пропустим лишний год,
Пропустим целый эпизод,
Как Ленский сватался, женился
И как Татьяну из села
В Москву мамаша увезла,

IV
Как под влияньем страсти нежной
Не шла Татьяна под венец
И в брак законный, неизбежный
Она вступила наконец...
Мы, сократив свою дорогу,
Приступим прямо к эпилогу...
Итак, однажды на полке,
С мочалкой взмыленной в руке,
Лежал Онегин в невской бане
И по привычке рассуждал
С своим знакомым: «Не бывал
Я в вашем клубе. Россияне
Приличней дела не найдут:
Лото и танцы — вот их труд.

V
Вы в клуб отсюда?» — «В Молодцовский...
Вы не хотите ль заглянуть?»
«По мне так в бане Туляковской
Гораздо лучше отдохнуть».
«Там нынче чтенье, съезд немалый...
Раз можно съездить».— «Что ж, пожалуй,
На полчаса я заверну...
Эй, друг любезный, банщик! Ну,
Теперь на каменку поддай-ка...
Еще, еще, вот так... вот так...
Пусть буду красен я, как рак
Иль как филипповская сайка...
Всех европейцев перерос,
Придумав бани, мудрый росс!..

VI
Ну, в клуб теперь!..» Был клуб уж полон.
Онегин, хмурясь, входит в зал,
Толпу мужчин, «прекрасный пол» он
В блестящей зале увидал.
Пестрели шлейфы, панталоны,
Наколки, ленты и шиньоны,
Чепцы, мантильи, парики...
Мелькали дети, старики
И капитальные невесты.
Они на всех смотрели так:
С тобой тогда вступлю я в брак,
Когда получишь в жизни вес ты,
И крупный чин, и важный пост,
И капитал положишь в рост.

VII
Там были ветхие калеки
В дыму у ломберных столов,
Там были невские ацтеки —
Опора танцев и балов;
Неповоротливы и скромны,
Там были девы из Коломны
И с Петербургской стороны.
В четыре фута вышины,
С ртом наподобье арки целой,
Там был какой-то фотограф,
Какой-то князь, какой-то граф,
Там был, с походкою несмелой,
С старинной мягкостыо манер,
Седой как лунь акционер.

VIII
Там был и крошечный писатель,
Живущий гением пера,
Хромой, как Байрон, и каратель
Купцов Апраксина двора.
Там был один болтун столичный,
Отличный франт, танцор отличный,
Собой плснявший клубных дам;
Там был на этот раз я сам...
Онегин в клубе, полный злости,
Стал наблюдать, как игроки,
Не без дрожания руки,
Вокруг столов меняли кости,
Сердясь на целый мир за то,
Что разоряет их лото.

IX
Над игроками дым табачный
Волнами в комнатах ходил,
И за игрой Онегин мрачный
В тот час рассеянно следил.
Вдруг у меня спросил он прямо:
«Скажите мне, кто эта дама
Играет в домино-лото?»
«Ее не знает здесь никто».
«Ужель она?.. Да это словно
Татьяна Ларина... ей-ей!..»
Идет Онегин прямо к ней,
Подходит ближе и безмолвно
Глядит на даму наш герой.
Но, занята своей игрой,

X
Татьяна глаз не поднимала.
С волненьем бледного лица
Она свой проигрыш считала...
Она — о, плачьте без конца,
Певцы любви и юных граций! —
Следя за кучей ассигнаций,
Она, как страстный банкомет,
Готова ночи напролет
Сидеть в дыму сигар и трубок
И все играть, играть, играть...
Счет деньгам может лишь слетать
Теперь с ее прекрасных губок...
Вдруг Таня вздрогнула, глядит:
Онегин рядом с ней стоит.

XI
Друзья, не в клубе (что за проза!
Воскликнете вы, может быть),
Но в будуаре с книжкой Дроза
Я мог Татьяну посадить,
Мог говорить ее заставить:
«Я вас люблю — к чему лукавить!
Но я другому отдана...»
Затем бы верная жена,
Смягчая гордость увлеченьем,
Герою проповедь прочла
И для финала бы дала
Мораль с эффектным заключеньем;
Но для финала я избрал
Не без причины клубный зал.

XII
Роман любви, роман старинный
С луной, с безмолвным tête-à-tête,
В тени ветвей в аллее длинной —
Не в наших нравах. Как поэт
Непоэтической эпохи,
Я слышал дам столичных вздохи
Лишь у игорного стола,
Где только стуколка могла
Все их лицо разжечь румянцем.
Досуги их идут на то:
От танцев — отдых за лото,
И карты — добавленье к танцам;
С их уст слетает не «люблю»,
Но «пас», «стучу» или «куплю»...

XIII
На каждый век — свои игрушки.
К нам не вернется век ваш вновь,
Сантиментальные старушки!
Играли бабушки — «в любовь»,
Играют «в стуколку» их внучки...
И те и эти — белоручки,
Им надо чем-нибудь играть,
Но если станем выбирать,
То я, как истый пролетарий,
В обиду бабушек не дам...
Избавь нас бог от новых дам,
Когда они наш гонорарий,
Назло всем толкам и речам,
Мотают в клубах по ночам.

XIV
Кто ж удивится, что Татьяну
Онегин в клубе повстречал?
Она встает, идет к дивану,
И в этой даме не узнал
Евгений прежней девы томной,
Пугливой, влюбчивой и скромной.
«Евгений Павлыч! Bonsoir!..
Пойдемте! здесь ужасный жар...
Я рада вам... Известно вам уж,—
Вам Ленский, верно, рассказал,—
Что вышла замуж я?» — «Не знал!»
«Да, уж полгода вышла замуж...»
«И счастливы?» — «Как вам сказать!..
Мой муж не хочет мне мешать —

XV
Ни в чем. Привыкла здесь играть я
В лото и езжу иногда...»
«Нашли отличное занятье!»
«В игре нет счастья — вот беда!»
«Ну, есть зато очаг семейный...»
«Да, кстати, дом наш — на Литейной:
По четвергам у нас игра
Бывает с самого утра.
Я жду вас... Право, не заметим,
Как день промчится за игрой...»
«Я езжу к женщинам порой,
Но только, право, не за этим,
Скажу, как Чацкий...» — «Пустяки!
Мы вас запишем в игроки.

XVI
А вот мой муж идет...» Подходит
Старик походкой вялой к ним
И важно речь о том заводит,
Что Пальмерстон незаменим,
Что молодежь бежит от службы,
Что это — странно: почему ж бы
Ей видных мест не занимать
И награжденья получать...
«Все это вздор».— «Так что же вас-то
Так занимает, господа?»
«У нас немало есть труда:
Мы отрицаем все — и баста».
Муж что-то под нос промычал
И за женой поплелся в зал.
Конец, моя поэма спета...
Прошу прощенья у славян
И у славянского поэта,
Что я классический роман
Подверг цинической поверке,
Перекроил по новой мерке
И перешил на новый лад.
Но я ли в этом виноват?
Пусть устыдится критик бедный,
Что он в бессилии толкал
Поэта гордый пьедестал.
Но от руки его безвредной
И лавр не сдвинулся с чела,
И слава та же, что была.

Август — октябрь 1865